Правильный удар по теннисному мячу, как совершенное хокку, – короткая гармония звука и смысла. В совершенном хокку в конце третьей строки не ставится точка, хокку должно быть округло и нацелено на конкретное мгновение. Правильный удар тоже вызывает чувство гармонии. Ритм стихотворных строк – это ритм ударов по мячу, схваченное автором хокку мгновение – это направление удара. Удара, посылаемого автором в открытую часть нашей души или игроком – в открытую часть корта. У каждого, кто играл в теннис, обязательно есть в памяти свой особенный корт. Для меня это старый корт на городском стадионе, корт моей молодости.

Сейчас на старом корте почти всегда тихо, краску всех возможных цветов и оттенков унесло временем, асфальт растрескался и вспучился прорастающими корнями спиленных давным-давно деревьев, доски тренировочной стенки стали белесыми, как истертый мяч с надписью «Ленинград». Сколько раз приходилось искать эти драгоценные мячи за стенкой, пробираясь по кочкам раскинувшегося здесь болота. И какие злые комары там были…

Но стоит мне зайти внутрь этого пространства, огороженного проржавевшей сеткой на покосившихся столбах, всё меняется. И оживает прошлое. Сезон у нас обычно начинался в апреле с субботника по уборке снега и покраске площадки. И после того, как последние кучки распавшегося на мерзлые кристаллы снега истекали талой водой по углам площадки, можно было начинать игру и загорать. Стенка защищала от холодного ветра с озера, а асфальт, покрытый обновленной краской, прекрасно отражал солнечные лучи. Здесь всегда было теплее, чем в городе. Здесь даже климат был свой, особенный.

В апреле начиналась наша настоящая жизнь. Сюда мы шли каждый вечер, с опаской поглядывая на собирающиеся на горизонте облака, и торопясь захватить как можно больше светлого времени для игры. Расходились уже в сумерках, когда играть становилось невозможно потому, что не было видно мяча, вылетавшего с другой стороны сетки совершенно неожиданно.

Здесь мы обсуждали турниры, разучивали новые удары, подсмотренные у теннисных звезд в редких телетрансляциях или журналах, хвастались новой ракеткой или настоящими импортными мячами и, конечно, играли, играли и играли. Играли до мозолей на ладонях и запекшихся от соли губ; играли в жару и при накрапывающем дожде, пока подошвы держали на скользкой краске; играли до боли в запястьях и коленях.

Мы отмечали на корте и за кортом, на берегу, наши дни рождения и даже свадьбу однажды. Здесь в тени, в колясках, спали наши дети, а жены болели за нас, сидя на судейском месте у теннисной сетки. Здесь вспыхивали романы и иногда ссоры. Мы часами разгоняли и сушили дождевые лужи, потом играли чуть-чуть под хмурым низким небом и снова сушили эти непослушные лужи. Здесь мы жили, и нам было хорошо.

Потом наши дети выросли, кто-то из нас уехал в другой город, а кто-то ушел навсегда. Но место это осталось в моей памяти той потаенной дверью, через которую я всё время возвращаюсь в прошлое. И подходя к стадиону, я по-прежнему пытаюсь услышать звук того совершенного удара, распознать который я могу всегда безошибочно, и который вызывает столько чувств, что вместить их не получится в три сроки даже самого совершенного хокку.

Хотя всё же можно попробовать:

Корт уже близко,

ветер принес тугой звук –

хороший удар